Баннер Главная. Баннер Новости флота . Баннер О нас. Баннер Фотоальбомы. Баннер Литература. Баннер Гостевая



Народ.Ру: Новая страница




Виктор Ширяев
Капитан 1 ранга


Ширяев

33-я КРАСНОЗНАМЕННАЯ ОРДЕНА УШАКОВА ПЕРВОЙ СТЕПЕНИ БПЛ СФ.
ГОРОД ПОЛЯРНЫЙ. (1948-1950г.г.)



Ленинградский поезд приходил в Мурманск поздно вечером, а если учесть, что наступала полярная ночь, то вообще тьма тараканья. Добрались до штаба Северного флота в поселке Ваенга (так раньше назывался город Североморск) к утру, на т.н. автобусе, - крытом брезентом грузовике марки «Студебекер», подарке союзников.

Все мы - молодые офицеры - были заранее расписаны по кораблям, посему процедура распределения была недолгой. Я попал на Краснознаменную гвардейскую подводную лодку «С-56» командиром БЧ 2-3, т.е. артиллерийско-минной боевой части, но так как основное оружие лодки - это торпеды, то просто минером.
Офицер отдела кадров капитан-лейтенант Чирко дал напутственное слово, обещая внимательно следить за нашей службой и призывая оправдать почетное назначение.

Поселок Ваенга в то время - это четыре каменнык дома. Центр жизни (почта, парикмахерская, Сбербанк и т.д.) - все в одном длинном бараке. Остальное - финские домики, деревянные тратуары и побеленные известкой туалеты вдоль улиц.

33-я Краснознаменная бригада ПЛ базировалась в городе Полярный (бывший Александровск) на левом берегу Кольского залива. Полярный выглядел более солидно. Во время войны здесь находился штаб Северного Флота, большинство кораблей и соединений флота, поэтому инфраструктура была богаче. В знаменитом циркульном доме находились торговый центр и квартиры командиров лодок. Дом Офицеров, госпиталь, и деревянные дома были двухэтажными.
Казармы подплава были каменными в три этажа. На каждом этаже располагались по два экипажа. По одной стороне - кубрики личного состава, по другую - каюты офицеров.
ПЛ «С-56» - это средняя подлодка немецкого доработанного проекта. Она называлась «Сталинцем». Экипаж - 44 человека, из них 8 офицеров. История «С - 56» интересная. Заложена она была в Ленинграде, во время войны, по железной дороге перевезена во Владивосток, где достроена. Командиром был назначен бывший капитан торгового флота Г.И.Щедрин.
В 1942 году в составе отряда лодка вышла из Владивостока на Северный флот, пройдя через Тихий океан, Панамский канал и Атлантику. В Россайде (Англия) она прошла докование, установку гидроаккустической аппаратуры и 8 марта 1943 года пришла в Полярный.

За два неполных года лодка потопила 10 кораблей, награждена орденом Красного Знамени, присвоено гвардейское звание, а командиру - звание Героя Советского Союза.

В 60-е годы в составе ЭОНа по Севморпути вернулась во Владивосток, совершив, таким образом, кругосветное плавание. А по окончании службы была установлена на берегу в качестве мемориального памятника.

К моему приходу экипаж военных времен почти полностью обновился (за исключением старшин). Командира к этому времени не было, он ушел комдивом, а новый еще не пришел, всем правил помощник - Боря Харитонов. Доложил: «Лейтенант Ширяев прибыл для прохождения дальнейшей службы». Харитонов: «Размещайся, вот твоя каюта». Я открыл дверь, а там горой ящики, и среди них примостилась койка. Оказалось, что лодка только вернулась из «автономки», и все, что было положено спиртное по автономному пайку, приберегли к торжеству по случаю корабельного праздника. Так я сразу попал на бал.
Корабельный праздник прошел, как положено, т.е. пьянка в организованном порядке всем экипажем от матроса до командира. И хотя тогда не было демократии, не было и «борьбы с пьянством и алкоголизмом». В итоге алкоголь выпили, и каюта освободилась.

До этого времени для меня была школа. а здесь начиналась служба. И как тут не вспомнить слова Райкина из интермедии: «Забудьте, чему вас учили в школе...» Эти слова относительно школы полностью подтверждались в жизни.
Первое, с чего началось, - это погрузка торпед. Я не только никогда не грузил, но и не видел, как это делается. Решил, что старшина команды - мичман Сергей Камышев - действительно опытный торпедист, прошел всю войну. Поэтому я положился на опыт старшины команды. В его военной биографии был случай, когда в море на боевой позиции пришлось разоружать торпеду, не полностью вышедшую из торпедного аппарата, причем командир предупредил, что с появлением самолета лодка погрузится без него.
Но есть одно психологическое свойство - у людей с большим опытом появляется чувство привыкаемости. Вот это и сработало в данный момент. Погрузочный бугель зацепился за комингс люка, и торпеда самостоятельно влетела в отсек. Благо, обошлось все без последствий, не считая разбитого буфера. Это был, как говорят, «первый блин комом». Не помню, почему в это время небыло дивизионного минера.
Будучи флагманским минером бригады, я всегда подстраховывал молодых «бычков» (командира боевой части).

Второй блин - торпедная стрельба, и торпеда практическая тонет. Почему? Да потому, что эти опытные мичмана в торпедной мастерской не довернули клапан вытеснения балласта, и торпеда не преобрела положительной плавучести. Неплохое начало для молодого лейтенанта.
Примерно через месяц командир Леша Малышев говорит: «Завтра (а это было восресенье) к 8.00 - на лодку. Буду проверять, как изучил корабль». Наступило завтра. Прибыл на лодку, а командир уже там - опять прокол.

Устройство лодки и механизмов по картинкам и чертежам я изучил еще на курсах в Ленинграде сразу после училища и считал, что я все знаю. Командир не стал спрашивать, сколько шпангоутов, как устроен тот или иной механизм, где расположен и т.п. Начали с первого отсека, где по боевому расписанию я был командиром отсека. (Боевым расписанием каждому члену экипажа определено место, кроме замполита). Командир заставлял практически обслуживать все устройства так, как это делает личный состав, в ведении которого они находятся. Тут я и поплыл. Дошли до центрального поста, дальше не пошли, не было смысла.

Такую, если можно сказать, школу проходили все молодые лейтенанты. Почему предъявлялись такие требованию по устройству лодки? А потому, что по боевой тревоге (особенно по аварийной тревоге) можно оказаться в любом отсеке и при необходимости принять на себя руководство, а возможно и заменить кого-либо из старшин и матросов.
Лодка - это не надводный корабль, здесь все вместе в этом замкнутом объеме - офицеры, старшины, матросы.
Экипаж подобрался дружный, поэтому очевидно, что через пятьдесят с лишним лет я помню всех офицеров и даже некоторых старшин и матросов.

Командир - Леша Малышев. помощник - Боря Харитонов (затем Петя Романенко), замполит — Лев Богородский, штурман - Коля Голутвин, минер - я, механик - Толя Тухшнайд, «движок» - командир группы движения - Игорь Ширинский, доктор - Славка Давиденко. Постепенно все приходило в норму. Выходы в море, несение вахты, отработка курсовых задач, учения и повседневная жизнь.

Прослужил на «С-56» два года. За это время за штурмана плавал, потому что командир не любил брать приписных офицеров. Рассуждал так; если вахтенный офицер, то должен знать и кораблевождение.
Помню первый самостоятельный маневр - срочное погружение. Перед этим снял канадку (меховую куртку), чтобы в люке не зацепиться. Лодка через 45 секунд должна быть уже на глубине 9 метров. За эти секунды нужно спрыгнуть с крыла вахтеного офицера, нырнуть в рубочный люк диаметром 650 мм, задраить верхний рубочный и нижний рубочные люки и спуститься в центральный пост. Впоследствии это делалось автоматически, но канадку я уже не снимал.

Приходилось в качестве вахтенного офицера выходить в море и на других лодках дивизиона. Однажды на «С-103», возвращаясь с учений из под острова Колгуев, подошли ночью ко входу в Кольский залив. Прямо по курсу маневрировал какой-то корабль, т.к. мы наблюдали то левый, то правый ходовые огни. Шли мы по счислению (без определения по береговым знакам) и командир решил, что в результате невязки (неточности места) и учитывая маневры впереди идущего корабля, мы зашли в чужие воды. На мостик был вызван штурман.

Командир, обращаясь к штурману: «Штурман куда привел? В Норвегию? Видишь, не пускают». Штурман пожал плечами и как водится ответил: «Виноват». «Штурман, книгу «Огни и знаки» - не мостик!» - приказал командир.

В штурманском наборе есть такая книга, где описаны береговые знаки и маяки, и их характеристики. Штурман книгу нашел, но она, оказалось, давно не корректировалась. Командир, как принято, в адрес штурмана изрек нелицеприятную русскую фразу и дал команду лечь на обратный курс. «Бежали» на двух дизелях полным ходом до рассвета. Очухались. Оказалось, что мы в районе острова Харлов. Вместо того чтобы придти на базу с рассветом, пришли аж к ночи.

За те два года, что прослужил на « С- 56», бывало, случались нештатные ситуации. Во время отработки задачи по борьбе за живучесть механик перестарался и набухал лишней балластной воды, да и продуваться стали поздно и, потеряв нулевую плавучесть, пошли комнем вниз с диферентом на корму.
Глубина места в районе (а это была губа Мотка) в пределах 105 - 110 метров. Предельная глубина погружения для этих лодок 100 метров.

По показаниям глубиномеру центрального поста падали мы до глубины 102 метра. Корма на еще большей глубине. Дать ход не можем, так как остались бы без винтов с деформированными валами. Когда лодка остановилась и начала всплывать, все облегченно вздохнули и забыли снять пузырь. Как результат - от избытка давления в цистернах нас выбросило на поверхность. Что было не закреплено, все летало по отсекам, особенно патроны регенерации воздуха. В процессе боевой подготовки кому - то зачастую приходилось изображать противника. Вот и нам пришлось изображать подводную лодку противника, прорывающуюся в базу флота. Выглядело это так.

Мы, т.е. С - 56, в подводном положении должны войти в губу Ура, охраняемую противолодочными кораблями ОВРа. Так как мы были обеспечением и нам оценок за это не ставили, то в угоду мерам безопасности скрытность не была главной задачей, а посему в один из моментов штурман включил эхолот, который показал, что под килем примерно 100 метров, и только включили эхолот, как последовал удар носовой частью. Аварийное продувание, и мы на поверхности. Почему так? Так потому, что эхолот замеряет глубину под центральным отсеком, а лодка ударилась о прибрежную скалу. На Севере все берега скалистые.

Стоим без хода, подходит командир ОВРа и следует такой диалог; - Командир, может еще погрузишься, а мы поищем? Он не понял, почему мы всплыли. - Нет, - отвечает командир, - теперь вы погружайтесь, а я поищу. Шутка, конечно. Результат этого прорыва обнаружили только при доковании когда увидели, что форштевень сломан пополам.

Раз на лодках была артиллерия, то нужно было тренеровать и артрасчеты. Для этого использовали разные ситуации. Командир (точно не помню какой лодки) кап. 3 ранга Ужаровский в перископ обнаружил рыбацкий сейнер и решил на нем потренировать артрасчет. Объявил артгревогу и всплыл. Капитан сейнера, увидев лодку, забыл, что война кончилась, готов был бросить снасти и стал удирать. Война кончилась мирным путем. Экипажу лодки - свежую рыбу, а рыбакам - печение, галеты, консервы - стандартный набор при таких обменах. Такой обмен производился довольно часто, но без применения артиллерии.

Артиллерийское вооружение на лодках было довольно солидное - на «С» одна 100 мм. пушка и одна 45 мм. На лодках типа «К» - все в два раза больше. Однако точность стрельбы довольно относительная, т.к. приборов, кроме прицелов, никаких. Все на глазок - дистанция, курс противника, ветер и т.д. Снаряды выпускать - дело не хитрое, а вот отчет по стрельбе сделать положительным - гораздо сложнее, тут целая наука. После первой стрельбы я неделю изучал ПАС - Б-2 (правила артиллерийской стрельбы). Пришлось все подгонять. Где новую группу записи, где замену фотографий. Для правомерности всему придавали соответствующий вид, чтобы на реальность походило. Для этого нужно было потереть об рукав грязной канадки. Ночные стрельбы - это сплошное кино. Буксировщики бросали щит, ибо понимали, что и их могут подстрелить, ведь полная тьма, и только прожектор шарит в ночной тьме, пытаясь нащупать щит. Короче, стрельба не состоитсят пока щит не «повесишь» на ствол пушки.

Примерно такая же картина и при стрельбе по конусу, имитирующему самолет. Если летчик уеидет, что его могут подстрелить, тоже бросал конус и уходил, ведь снаряды были боевые.

Как командир БЧ - 3 по расписанию я был и командиром носовой швартовой команды, в том числе, и при постановке на якорь. Посколько якорное устройство не ремонтировалось, очевидно, с момента постройки, то постановки или съмка с якоря сопровождалось внештатными, как принято называть, ситуациями. Вот в одну из постановок на якорь на рейде Могильный, якорьцепь «закусило», цепь оборвалась, и якорь вместе с частью якорцепи ушел на грунт.

Поскольку рейд Могильный был хорошей стоянкой, то многие на нем часто останавливались, а посему Могильный оправдал свое название - кладбища якорей. Хотя якорное устройство находилось в ведении БЧ - 1, добывать новый якорь пришлось мне.

Рейд Могильный был богат не только утеряными якорями, но и рыбой. С постановкой на якорь на корму ставили пару Логунов (очень большая кострюля), и начинался лов трески на поддев - голый крючок, обычно тройник. Надо сказать, что свежая молодая тресочка - это деликатес.

Вторым излюбленным местом якорной стоянки была Ура-губа, та самая, в которую мы прорывались. Там всегда скапливалось много лодок и плавбаза «Печора» - бывшая немецкая плавбаза «Отто Вюнш». Попасть к борту плвбазы - это мечта. Там теплый гальюн, кино и прочая цивилизация. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Мы были без якоря, а поэтому на законных, основаниях стояли у борта. Но это длилось недолго. В наше время - время дизельных лодок - условия обитаемости были, условно говоря, неважные. Температура в отсеках близка к температуре забортной воды, И только в дизельном отсеке в надводном положении и электромоторном в подводном положении было тепло. Электрические грелки помогали мало, да и электроэнергию приходилось экономить. Емкости аккумуляторов при полном ходе 8 узлов хватало всего на один час, эконом ходом 2 узла - на 72 часа. Свитер, китель и канадка на все время похода не снимались.

На берегу жизнь другая. Правда г. Полярный - небольшой, и вся цивилизация была сосредоточена в Доме Офицеров - кино, танцы, заезжие артисты, ресторан. Было еще конкурирующее заведение - ресторан под названием в народе «Ягодка». Настоящего названия, наверно, никто не знал. В периоды сухого закона (а их объявляли частенько) там пили коньяк под видом чая, т.е. как положено, помешивая ложечкой, правда без сахара. В период свободы продажи на береговой базе существовал буфет, где была и водка и пиво. Под конец месяца, когда кончались деньги, брали в кредит. Буфетчица шла навстречу, т.к. никто учета не вел, а рсплачивались, кто как скажет. Особо уважали буфет наши доктора Вася Багно и Славка Девиденко. Приходили на обед, а уходили после ужина.

На «С - 102» бычком был Волька Эхов - «человек юмор», востер не язык, отлично рисовал каррикатуры. Однажы пришел в ресторан с логарифмической линейкой и поверг в шок официантку, когда начал демонстративно проверять счет с помощью линейки (официантка ведь не знала, что на ней нельзя складавать и вычитать). Любимый его афоризм: поцелуй без усов, что яйцо без соли. Венец его юмора: будучи уже командиром, шел в Архангельск и сел на мель в канале, где уже сняли ограждения, дал в штаб Беломорской базы донесение: «Встал на якорь, глубина три метра». И это при осадке носом три метра сорок. Эту шараду разгадывал весь штаб.

Ежемесячное получение спирта проходило по определенной программе: проба на содержание воды, затем проба на вкусовые качества. Проба на воду заключалась в том, что поджигая определяли по пламени наличие воды. Если пламя голубое - хороший спирт, пламя красное - много воды. В очередной раз механик, получив спирт, налил на пол лужицу спирта и поджег. Спирт загорелся и струйкой потек под койку, а там у меня стоял ящик и в нем 300 штук винтовочных патронов.

Доктор увидев такое дело, рванул из каюты, как впоследствии объяснял - побежал за водой. Но механик, как и положено, по должности, достойно боролся за живучесть: накрыл пламя одеялом. Когда кончался корабельный спирт, доктор, оставаясь за бригадного аптекаря, выписывал рецепт на спирт на медицинские нужды, а для маскировки капал в спирт зеленку и тот приобретал приятный цвет голубого неба.

Не помню, как, но в трюме обнаружили ящик с сигнальными дымовыми фальшвеерами, изрядно подмоченными. Штурман решил проверить, загорятся они или нет. Зажег. Загорелся. Каюта в дыму. Бросил в форточку, а фальшфеер повис на заборе н дымит. Все здание в дыму, еле загасили. Затоптали в снег. Благо дело было зимой.

Так шло становление молодых офицеров - подводников, которым в последующие годы пришлось командовать кораблями, участвовать в дальних походах, в полной мере испытать трудности и лишения службы на дизельных лодках в годы «холодной войны» на Северном флоте. Моя дальнейшая служба продолжалась на подводной лодке «В - 8» (серии К) и флагманским минером Бригады подводных лодок.


ВОСПОМИНАНИЯ КАПИТАНА 1 РАНГА ШИРЯЕВА ВИКТОРА


БЫЛЫЕ ВРЕМЕНА

ВОЙНА


Шел 1941 год, окончен 7-ой класс и мы втроем подались в Горьковскую Военно-Морскую спецшколу. Мать вроде возражала - ей больше инженеры нравились, а отец сказал, что раз хочет, пусть идет.Однако получилось все не так радужно - 22 июня началась война

Сообщение это по радио прозвучало днем 22 июня 1941 - выступил тогдашний Министр Иностранных дел В.М. Молотов. Как сейчас помню, мы в это время сажали помидоры. В начале все думали, что это не надолго, каких ни будь несколько месяцев - ведь "Красная Армия всех сильней" и, как обещал Клим Ворошилов - Нарком Обороны, врага будем бить на его территории. Война в Польше и с Финнами (о ней, правда, мало кто знал истину в то время) вроде бы это подтвердили.

Но это были иллюзии как продукт пропаганды по средствам информации и кинофильмам: "Три танкиста", "Парень из нашего города" и т.д.

Миф этот рассеялся после выступления Сталина по радио 3 - го июля 1941 года с обращением к советскому народу и падением Минска и Смоленска. Вместо нескольких месяцев война длилась 1410 дней.

В 1943 году, долго гадая, что с нами спецшкольниками делать, все же решили сдать в подгот при каком либо училище, либо, что и сделали, - организовать самостоятельное училище. Организовали медкомиссию, и вот тут малярия дала себя знать. Прошли не все, а мне повезло - проскочил. Училище решили создать в Баку.

В июле, на т/х "Спартак" поплыли мы вниз по Матушке по Волге. Под Сталинградом (Волгоград ныне) залетели на минное поле - капитан шел первый раз и обстановки не знал, но все кончилось хорошо. Бои в Сталинграде кончились в феврале, а мы были в июле, но казалось что бои кончились только вчера: мины, снаряды, гранаты, холодное оружие, мундиры, ордена, дневники и письма, фотографии, все что осталось от немцев, а в подвалах даже трупы. Нам же было все интересно ну, и набрали всякой всячины, особенно гранат. Пересадили нас в Сталинграде на т/х "Академик Карпинский" и когда поплыли дальше, началось гранатометание (рыбы, наверное, поглушили изрядно). Так мы дошли до Астрахани, где примерно неделю ждали на чем нам идти до Баку. Из всей это части путешествия по Волге запомнились города Сталинград, Камышин и Астрахань своей дешевой копченой рыбой и знаменитой в ту пору селедкой - "залом".

Настал день, и мы погрузились на танкер "Баксовет". Кто примерно знает что такое танкер, может представить как на нем идти - помещения только для команды, мы на верхней палубе под палящим солнцем. С продуктами было плохо и кормили нас хлебом и селедкой после которой все очевидно знают что хочется пить, но на танкере запасы пресной воды ограничены и не рассчитаны на пассажиров. Вот потому мы устроили так называемый "селедочный бунт", который, правда, разрешился мирным путем Мы впервые в настоящем хоть и закрытом море. Странное началось с самого начала плавания. Вроде уже и берегов не видно, а в нескольких сотнях метров рыбаки ходят всего по колено в воде. Слыхал я раньше из уроков географии, что есть такой 12 - футовый рейд, где перегружают нефть с танкеров на нефтеналивные баржи, но не представлял что это может выглядеть таким образом. Наш танкер шел в балласте(без груза) поэтому мы могли пройти каналом от Астрахани до рейда. На всем переходе стояла отличная погода и гладкое море даже в районе штормового Дербента.

Вторая странность - закончилась моя малярия, т.е. прихватил приступ и я забрался в спасательную шлюпку, отлежался и все, больше я с ней не встречался, хотя вроде бы юг наиболее подвержен этой заразе.

Через трое суток ошвартовались у 16 - го причала Баку. Начался очередной этап жизни. Получилось так, что на воинскую службу мы попали, минуя Военкомат и призывной пункт.

КУРСАНТ.

Первое, что запомнилось в Баку, это баня. Выдали такое подобие мыла, что оно осталось все в волосах и пришлось его извлекать механическим путем. Затем нас завели в какой то двор и сказали что это и есть конец нашего маршрута. Оказалось, что мы были не первыми. Здесь были уже Одесситы, прибывшие из Средней Азии, где они были в эвакуации, потом появились москвичи из Ачинска. Кворум, как говорится, собрался. Началось создание Бакинского Военно-Морского подготовительного училища (БВМПУ).

На очередной проверке толи по медицине, толи по проверке типа экзаменов, пролетел Юрка и еще десять человек из нашей спецухи. Их отправили домой и для них в Горьком открыли 10-й класс. А я остался, и началась, как в книжках описывали - бурса. Для начала у меня сперли посылку, которую я должен был передать в Баку, а затем и часы, которые мне специально купила и подарила мать.

Здание было большое, но не приспособлено для занятий, поэтому мы что-то ломали, что-то делали - приспосабливали. Казарма была в другом месте, и ее тоже надо было оборудовать, т.е. обустраивать кровати. Поскольку на голом месте организовать полноценный учебный процесс не просто и это требует определенного времени, нас, чтобы не мешались, направили на практику. Сформировали во взвода - они же и классы, и разослали кого куда.

Первоначально наш класс попал на парусную шхуну ПШ-1, таких было три. Командиром у нас и всей этой троицы был младший лейтенант Коваленко. Стояли мы на рейде Зыха. Это там, где находилось Каспийское Высшее Военно-Морское училище, в котором придется пробыть четыре года. Пробыли мы на ПШ не долго, главное, чем занимались, это драили медяшку, палубу кирпичиком с песочком, а планширь стеклышком. На дежурной шлюпке ходили за водой. Вот тут и пригодились уроки лагерей в спецшколе. Оказалось, что как ходить под парусом никто кроме меня не знал (москвичи были). Единожды всей "эскадрой", обозначив поход, прошлись по рейду.

В последствии как-то раз пришлось быть на парусно-моторной 2-х мачтовой шхуне "Бейдевинд" (финской постройки), и запомнилась она мне тем, что когда нужно было поворачивать, командир (а он не умел управлять парусами) командовал: - "Охапкин заводи мотор, поворачивать будем". Охапкин запускал балиндер и шхуна поворачивала, а паруса полоскались сами по себе. Вот фамилию командира не помню, а моториста врезалась.

После пребывания на ПШ отправили нас в лагеря. Это было чистилище. Почти пустыня, а в пустыне бараки (говорили, что это были лагеря заключенных). В целом бараке был штаб. В бараках без окон, т.е. без стекол мы. Ни каких коек, матрац на полу и одеяло, в которое заворачивались, иначе за ночь занесет песком. Подъем в пять часов и под звездами в море - купанье и умывание - все вместе, и целый день строевые занятия. Солнце жарит и палит, а в кювете сидит ротный и смотрит, как высоко поднимают ногу, ориентир - проволока натянутая на высоте 30-и сантиметров. Перед обедом опять море, перед отбоем 45-и минутная строевая прогулка с песнями, а ночью 3-4 тревоги. Не успели за пять минут встать в строй, через полчаса, только глаз закрыл, повтор. В одну из таких тревог в строю прошел хохот. Оказалось, что в спешке, Азарий Абарбарчук надел брюки задом наперед. Вот как торопился, чтобы не подвести взвод и не получить очередной тревоги. Иногда в промежутки между тревогами умудрялись делать набеги на соседние виноградники. И так целый месяц. Не все выдержали такой нагрузки, и ушли - присягой еще не были связаны.

После лагерей снова в море на учебный корабль "Шаумян" - это как рай. То было торговое судно, мобилизовано как многие другие. Однотипный "Шаумяну" - корабль "Правда". Капитану присвоили воинское звание и вперед. На "Шаумяне" в этот раз и позже, будучи уже в высшем училище, пришлось пройти много миль и провести не мало времени. В этот раз мы пошли в Иран (как говаривали: курица не птица, Иран не заграница). Потом было несколько походов в Иран за грузами, поступающими по Ленд-лизу от американцев. Этот транзит давал и нам многое из продуктов и даже из обмундирования. На втором курсе КВВМУ нам пошили суконки и брюки из английского сукна. Товар был добротный до такой степени, что при выпуске из Каспийки, как мы называли высшее училище, шмутки забрали ребята с младших курсов, которым такая лафа уже не светила. Офицерское обмундирование тоже шили в ателье из английского материала. Хоть я уже выше говорил, что курица не птица, но все же первый раз в загранке.

Самый большой порт и город это Пехливи (по имени шахской династии). Все было как не у нас: магазины открыты продавцов нет, крикнешь, появится. Многие знали русский, выходцев из Азербайджана много было. Сошли с корабля. По дороге в город стоит табачная лавка, пачка сигарет один туман, обратно идем уже полтора. Еще перед выходом знатоки говорили, что нужно брать олово - выгодное дело. Килограмм олова - часы из американского золота (так в то время назывался анодированный металл.) Но у нас не было ни олова не иранских денег, а три реала, что нам дали - это ничто. Кадровая команда покупала рис. У них был отлаженный конвейер купли продажи.

Но вот закончилась наша предстартовая подготовка и началась самая обычная учеба с некоторым разнообразием в виде разных воинских представлений, которые сохранились и до сей поры (по телевизору иногда показывают, когда про армию что-то хотят сказать).

1-го января 1944 года приняли военную присягу. С этого момента вся ответственность подчинялась воинским законам со всеми вытекающими последствиями, но по расплюйству писаря всем, кто учился в КВВМУ, службу числят с 30-го июля, т.е. с момента зачисления в Высшее училище. Выходит, мы семь месяцев ходили в дезертирах. Правда это сейчас уже не имеет значения, если только ради справедливости.

Самое большое мероприятие вне классной учебы было строительство бассейна в училищном парке. Чтобы строительство велось, невзирая на классные занятия, за малейшее нарушения щедро раздавались наряды на работу. Так или иначе, но бассейн был сделан. Руководил всем этим мичман Дикой - феномен, проплывал двадцать пять метров, т.е. бассейн со связанными руками. В первом же увольнении с Генкой Устиновым (земляк) налетели на патруль за не отдание чести - результат месяц без увольнения, правда мы с ним нашли одну лазейку в парке, где можно было в самоволку сбегать.

Так прошел год, наступила пора экзаменов. На календаре июль температура тридцать с лишним, мозги плавятся. Было два варианта укрыться от этого пекла: забраться в пустующий класс и раздеться до трусов или периодически падать в бассейн.

Но вот экзамены сданы, построение и объявлен приказ об окончании Подгота и зачисления в высшие училища, кого во Фрунзе, кого в Дзержинку (инженерное училище), а кого в Каспийку. По какому принципу делили не ясно, вот только в Дзержинку спрашивали желание. Приказ зачитали и в тот же день и в тот же час пешим переходом, а это где-то километров пятнадцать, прибыли в Каспийское Высшее Военно-Морское училище (КВВМУ) в обиходе - Каспийка. Прибыли мы ночью, а по утру построили на плацу для встречи с начальником училища. Было это 31-го июля 1944-го. Начальником тогда был контр-адмирал Сухиашвили. Баку, как известно, город ветров, так вот этот ветер и сорвал несколько бескозырок, Сухи (как его для краткости называли) взял бескозырки этих неудачников растянул их на коленке и нахлобучил их до ушей сказав: "Вот так надо носить".

Прошел год как мы оставили родные места и родных. Хотелось домой, а отпуск был не положен. Надо было искать выход, и он нашелся – телеграмма и о чем, о том, что мать больна. Начальство знало что это липа, но они же тоже люди. Добраться до Горького да еще в войну это была проблема. Приходилось ехать в тамбурах и даже на сцеплениях, о билетах ведь и говорить нечего. И все это из за нескольких дней.

Первые два курса, с точки зрения учебы, как и везде, были скучными, т.е. в основном общеобразовательные предметы, а вот третий и четвертый - спецпредметы и Марксизм-Ленинизм. День за днем сменялись, как в хорошо отлаженном механизме: подъем, физзарядка (форма одежды: трусы, ботинки в любую погоду, зимой и летом), примем пищи - 125 человек за одним столом (сесть по сигналу, встать по сигналу, успел, не успел, доедать не дадут. До сих пор сохранилась привычка быстро есть), классные занятия, самоподготовка, отбой. На последних курсах, с момента закрепления в сборной училища по бегу, моя физзарядка состояла в пятикилометровой пробежке. В субботу и в воскресенье - увольнение. На Зыхе (так называлось место расположения училища) делать было нечего, т.к. это был военный городок из жилых домов обслуживающего персонала и преподавателей, поэтому ехали в Баку, в город. До города было примерно 13 км. Естественно этот путь пешим ходом преодолевался только в экстремальных условиях. Так было 23 февраля (год не помню), когда прошел мокрый снег, и затем все обледенело, а для южных городов это бедствие, ну транспорт и встал на прикол.

Так вот, чтобы попасть в город, нужно было перехватить машину (бортовую естественно). Делалось это так: по обе стороны дороги выстраивались товарищи курсанты и в районе поворота, когда машина сбавляла скорость, вся эта шайка бросалась на нее - один толчок и ты в кузове "Студубекира". Высший пилотаж это посадка с колеса. Спроси сейчас, как это можно было сделать, сказал бы, что это невозможно. Главная забота при этом - не потерять палаш, который мог вылететь из ножен, и тогда надо было начинать все сначала. Правда к концу 3-го курса, когда мы уже несколько пообнаглели, палаши после построения и получения увольнительной, ставили обратно в пирамиду. Однажды начальник курса зашел в роту, а там только дежурная служба, и спрашивает: "Сколько курсантов в увольнении? " Дежурный бодро отвечает: "Так что все кроме службы". "Не похоже" - сказал, поглядев на пирамиду, и молча ушел.

При возвращении из города было проще. Мы делали баррикаду из подручного материала, и ни одна машина не могла проехать пока не набьется полный кузов. На поворотах чтобы случайно кто не выпал подавалась команда: "Крен на правую" или "Крен на левую ". Шофера про нас все знали и даже не сопротивлялись.

Одно время в училище были организованы курсы по подготовке командиров малых кораблей из старшин и мичманов, прошедших войну. Это были отчаянные ребята. При очередном возвращении из увольнения они захватили трамвай (сам в нем ехал). Вожатый вышел из вагона, так как не хотел ехать в сторону Зыха. Был брошен клич: "Кто может вести трамвай?" Такой умелец нашелся, и, не переводя дугу (путь был одноколейный), трамвай, под фейерверк искр, двинулся в путь. За ним, размахивая руками, бежал водитель трамвая. На следующий день привезли водителя на опознание злоумышленников, но, конечно же, он их не обнаружил: или побоялся опознать, или в униформе все одинаковы. Был среди этих курсантов легендарная личность - мичман Сосна, действительно могучий как сосна и звали его меж собой – "мичман-сосна, голова-дубина". Так вот он на выпускных экзаменах по прокладке (это предмет навигации) стер с карты остров, так как он ему "помешал".

Желанию пойти в увольнение не мешали ни марш-броски на 30 км., ни переходы в Баку на парады по случаю. Парады это красиво всегда и особенно когда шли курсанты квадратом 10х10 с винтовками наперевес и примкнутыми штыками, как Капелевская психическая атака в к/ф "Чапаев" Правда мало кто знал как эти парады нам доставались. За месяц до парада каждый день после занятий по часу строевая подготовка. За неделю - ночью генеральная репетиция в Баку. В день парада подъем в четыре утра, переход в город (это 15 км.) по ефрейтерскому варианту, т.е. каждый начальник берет себе временной запас, а как результат приходили минимум за час, полтора до начала парада, 10 минут показа и обратно на Зых. Таких пародов на моем счету минимум девять. Однако энергии и сил хватало чтобы после этого идти в увольнение. Но вот в планомерный ритм жизни, довольно часто, вклинивалось такое мероприятие как карантин, а это значило запрет увольнению во благо здоровья курсантов. В это время начиналось брожение умов. Кто на пари бегал вокруг плаца, а это 400 м., в экзотическом наряде типа набедренной повязки из полотенца, а легендарная личность Азарий Абарбарчук за килограмм печенья простоял 40 минут под холодным душем.

По стечению обстоятельств карантины по времени совпадали со спортивными мероприятиями в городском масштабе и нам, поэтому удавалось все же бывать в городе на так называемых прикидках по трассе соревнований (знакомились со своим этапом). Мои этапы почему-то всегда были с подъемами, а посему была кличка - горный егерь.

В 1948 году мы выиграли городскую эстафету "30 лет Советской Армии" и, что характерно, опять был карантин. После вручения кубка, поскольку мы были бегуны, мы и разбежались, несмотря на призыв физрука возвращаться в училище. И вообще, курсанты народ не хлипкий. В Баку держали первенство по боксу, штанге, борьбе, фехтованию и бегу. Мой вид спорта был бег. Каждое утро в любую погоду во время зарядки пробегал 4-5 км. Бегал как на училищных соревнованиях, так и городских: эстафете "За нефть и хлопок" и кросс имени Багирова 3000, завоевав место не призовое, но четвертое.

С окончанием классных занятий и извечных экзаменов наступал период летней практики (июнь-июль), затем отпуск. Правда после первого курса отпуск не полагался, и нас отправили на отдых, на Северный Апшерон. Жили в помещении школы. Рядом море. На Каспии (без нефти) вода приятного, в отличие от Черного моря, лазурного цвета, особенно вдали от берегов, когда под килем сотни метров. После первого курса проходили штурманскую практику на Каспии на учебном корабле "Шаумян". Утром снимались с якоря, день ходили и снова на якорь в устье Куры, где оставляли шлюпку для ловли сомов. А однажды попался осетр. Он был таких размеров, что пришлось тащить на буксире т.к. не могли поднять в шлюпку. На палубу корабля его поднимали трап-балкой. Старпом похвастался своим искусством по разделке рыбы, но после удара хвостом по ногам покатился по мокрой палубе и больше желания по разделке не изъявлял.

Суть составляющих штурманского дела это навигация и астрономия. Кафедра астрономии - кафедра чудаков (Тархов, Морозов и Толкачев), влюбленных в свой предмет, иначе как можно объяснить, когда, рассказывая о суточном движении солнца, преподаватель в чине капитана 3 ранга прятался под стол, затем, медленно выползая из под стола и описав головой дугу, вновь скрывался за столом. А если учесть, что он был еще и с лысиной, то эффект был потрясающий. Или, начертив круг на доске, отходил к дальней стене класса, бросал мелом в этот круг без промаха и говорил: "А вот это товарищи курсанты есть сфера небесная". После таких примеров невозможно забыть суть астрономии. Занудная часть астрономии того времени это определение своего места в мировом океане по светилам. Для этого нужно было знать звездное небо, т.е. названия созвездий и звезд первой величины. При помощи секстана взять (определить) высоту светила, а это дело тонкое, чуть неточно определил и ты как бы оказался не там где ты есть. После этого нужно произвести массу арифметических расчетов на два листа, и называлась вся эта арифметика "жучки", потому как из 10 расчетов 8 не верных, а калькуляторов в то время не было. Курсанты народ не только умный, но еще и ленивый. Поэтому, не выходя на верхнюю палубу и не пытаясь, как мы говорили поймать мартышку, т.е. взять высоту, не вставая с места, производили все расчеты "задним" ходом, но при этом сама высота была уже не нужна, а поэтому этот столбик и забывали заполнить. В таких случаях получали резолюцию типа: очень хорошо соображаешь - двойка.

Из афоризмов этой троицы это определение приборки. Для ясности - ежедневно на кораблях проводится три приборки: утром, перед обедом и вечером перед ужином по 30 минут каждая. В субботу проводится, так называемая большая приборка с утра и до обеда. Так вот, по определению Морозова, большая приборка отличается от малой более интенсивным размазыванием грязи. На крейсере "Красный Кавказ" (Черноморского флота) по правому шкафуту на палубе отходила одна доска и во время мокрой приборки под нее затекала вода, и выбрать эту воду под сухую было не возможно. Зная это, помощник капитан-лейтенант, в ту пору, Юдин обязательно наступал на эту доску и, естественно, из под нее вылетали брызги, чему он был очень рад, так как можно было устроить разнос приборщикам, т.е. курсантам, поскольку мы были в роли матросов. Для чего это нужно было курсантам, без пяти минут офицерам? А вот что пишет Л.Соболев в книге "Капитальный ремонт" - "Швабра это великая вещь. На ней да на чистоте весь флот стоит! Неужели ты думаешь, (это обращение старшего брата к младшему) что тебя всерьез три года учат медяшку драить? Подумаешь, какие интегралы! Не в том тут сила: тебя с отроческих лет приучают делать вещи, весь смысл коих заключается в их бессмысленности" и далее: "... ведь бессмысленно драить медяшку, когда висит туча и через полчаса пойдет дождь". Но мы прошли эту школу, и думаю не напрасно. После 2-го и 3-го курсов практику проходили на Черноморском флоте на крейсерах: "Красный Кавказ", "Красный Крым", "Молотов" После этих монстров, где лейтенантов что матросов, служба на них меня не прельщала, что возможно и предопределило мое желание пойти в подводный флот.

Путь до Севастополя был не близок, но интересен. Впервые выезжая из Баку на Тбилиси, кто-то сказал, что в Тбилиси дорогая соль, а в Баладжарах под Баку дешевка, по факту оказалось липа,- бизнес прогорел. Запомнился Тбилиси своим базаром и гостеприимством. Так шли по главной улице Шота Руставели, вдруг из подвальчика вылетает грузин, затаскивает нас в погребок и угощает Кахетинским. Это было 3-го августа 1946 года, а 4-го по пути в Батуми на Сурамском перевали между селениями Цыпа и Молита при выходе из туннеля пять вагонов, в том числе и наш, завалились. Так железнодорожники отметили свой профессиональный праздник. Завалились мы удачно, потому как с другой стороны была пропасть, а внизу шумела горная речка. Так как была темная южная ночь (4 часа), то мы спали, и это видно было наше счастье, так как ни кто не метался и не пытался спасаться. Я с третьей полки свалился вниз без всяких последствий. Потом кто как приспособился, и так доспали до утра. Дождь прошел, взошло солнце и все прекрасно. Перешли в другие вагоны и в Батуми, а Батуми это субтропики: пальмы, бамбук, море и медузы. Через три дня на т/х "Украина" (по тем временам отличный лайнер), отправились по пути: Сухуми, Новороссийск, Ялта, Севастополь. После "Украины" крейсер не показался. Севастополь как у Жванецкого: "Израиль это песок, пальмы и сплошные евреи", так и Севастополь - это море, белый камень и сплошные моряки, в том числе и в бронзе.

Второй заход на Черное море был более прозаичен. Вместо спального вагона - теплушка, вместо Батуми - лагерь в горах Поти, вместо лайнера - учебный корабль "Волга" с испанскими тараканами. Почему испанскими? Да потому, что это было испанское судно, оказавшееся в наших водах и интернированное в период гражданской войны в Испании. Практика на Черном море приходилась на праздник дня Военно-Морского Флота, а посему устраивались разного рода мероприятия как-то массовый заплыв с кораблей на Графскую пристань. Возглавлял эту плывущую толпу огромный портрет Сталина. После одного из таких представлений пошли на крейсерские шлюпочные гонки. Это многочасовая гонка на 30 миль. Дистанцию можно было проходить в любом варианте, т.е. можно на веслах, можно под парусом или в комбинации: весла, паруса. Все ничего, но мы в спешке забыли на стенке анкерок с пресной водой. По программе практики нужно было провести подрывные работы, и мы отправились в Стрелецкую бухту, долго искали объект "диверсии" и попалась нам оставшаяся со времен войны (год был 46) артиллерийская позиция с солидным количеством снарядов. Вот мы их складывали горкой, подкладывали шашку в 200 грамм тротила, бикфордов шнур и взрыв. Часть снарядов взрывалась, часть разлеталась и так до последнего снаряда. Нам это в интерес, а руководителя наказали за неоправданный риск.

Так прошли четыре года, госэкзамены и выпуск. Было это 1 июля 1948 года. Приказ Главкома ВМС о присвоении звания "лейтенант", вручение диплома и кортика - атрибута флотского офицера. Второй приказ о распределении по флотам, в основном с учетом пожелания. Я записывался на Северный флот на подводные лодки. Почему? право не знаю. Очевидно потому, что на подводных лодках никогда не был, да и негативные воспоминания о крейсерах, а Север это просто загадочно. Вот с этой загадочностью и прослужил на нем 33 года до самого увольнения. Поскольку в училище о подводном флоте не преподавали, то вначале предписано было прибыть (после отпуска) в Ленинград, в учебный отряд подводного плавания.

И вот я впервые в Ленинграде: привокзальная площадь, Невский проспект и вдали Адмиралтейский шпиль. За два месяца нас теоретически приобщили к тому, что такое есть подводная лодка. Единожды сводили на подводную лодку типа "Правда", и с этим "багажом" нас и направили по флотам.

Г.Баку 1948 год 4-й Курс





Hosted by uCoz